Самая темная ночь - Страница 40

В ответ Туча флегматично пожал плечами.

— Мочить повязку, может, и нельзя, а вот снимать книги с полок можно, — заявил Гальяно. — Давай, Туча, полезай на табурет! Начнем по науке — с верхних полок.

Идея оказалась не самой удачной. Они поняли это почти сразу, как только Туча взгромоздился на табурет. Табурет не выдержал его веса, и Туча с громким воплем рухнул на пол. Со стеллажа, за который он пытался хвататься во время падения, посыпались книги, да и сам шкаф угрожающе зашатался. Дэн едва успел удержать его от падения, но на торце одной из массивных полок, наверное, от сотрясения, а может, и от старости, образовалась большая трещина.

— Ну вот, теперь можно протирать. — Гальяно осмотрел опустевшие полки. — Туча, ты живой?

— Живой. — Туча встал на ноги, потер ушибленную поясницу, удивленно посмотрел на развороченный табурет. — Надо было на стул становиться, — сказал рассеянно и принялся собирать с пола книги.

— Какие же из вас помощники?! — вздохнула тетя Лида. — Вы вредители, а не помощники! — Она покачала головой, махнула на них полотенцем и принялась стирать пыль с полок шаповаловского шкафа.

Расторопная тетя Лида управилась быстро, а вот они провозились до самого полдника. У Дэна все это время не шли из головы разные экслибрисы. Там вепрь, тут волк… Странно и любопытно.

Суворов заглянул в библиотеку перед самым полдником, обвел взглядом стеллажи и ровные ряды книг.

— Управились, я смотрю, — сказал миролюбиво.

— Как видите! — Гальяно пожал плечами и тут же спросил: — А правда, что начальник лагеря из этих?

— Из каких «этих», Гальянов?

— Из графьев. Тех, кто хозяйничал здесь до революции.

По лицу Суворова промелькнула тень. Он улыбнулся, но улыбка получилась какая-то безрадостная.

— Можно и так сказать.

— А кто такие Андрей Шаповалов и Игнат Шаповалов? — спросил Дэн.

— В книжки заглянули, любопытные? — Суворов сощурился.

— Заглянули.

— Это братья, сыновья очень известного в свое время промышленника графа Владимира Шаповалова. Игнат — старший, Андрей — младший. Игнат пропал без вести еще до революции. Кажется, уехал учиться за границу, с тех пор о нем не было никаких вестей.

— А Андрей?

— А Андрей остался в России, после смерти отца унаследовал семейный бизнес и все состояние. Он жил с семьей в поместье до самой революции.

— И что с ним стало? — спросил Гальяно.

— Граф Андрей Владимирович Шаповалов и его супруга погибли от рук красноармейцев, а их малолетний сын пропал. Считается, что его успел вывезти за границу доверенный человек графа. — Суворов замолчал, взгляд его упал на остатки поломанного табурета, и голос из задумчивого стал строгим. — А это еще что такое?

— Это я. — Туча выступил вперед. — Хотел стереть пыль с верхних полок, и вот…

— За что мне такое наказание?! — простонал Суворов. — Архаровцы, если и дальше так пойдет, вы не оставите от лагеря камня на камне.

Туча уже хотел было начать извиняться, но командир устало махнул рукой:

— Идите есть!

Дэн выходил из библиотеки последним, обернувшись в дверях, он заметил, что Суворов с задумчивым видом осматривает стеллажи.

Гальяно

После полдника решили смотаться на речку. Инициатором, как всегда, выступил Гальяно. Они спускались к затону, неспешно обсуждая увиденные в библиотеке книги и экслибрисы. Вернее, обсуждали Дэн с Матвеем, Туча задумчиво молчал, а Гальяно, в который уже раз за этот долгий день, вспоминал ласковые пальчики Мэрилин. «Гальянов, вы настоящее торнадо!» — сказала она, смазывая йодом его синяки и ссадины. Йод был пекучий, но Гальяно, стиснув зубы, молчал, даже пытался улыбаться. Она сравнила его с торнадо, а торнадо — это ого какая силища!

На берегу, обхватив руками острые коленки, сидела Ксанка.

— Привет! — Гальяно помахал ей рукой. На ответные реверансы он не рассчитывал, но ведь вежливость еще никто не отменял.

Ясное дело, она проигнорировала его приветствие, так же как проигнорировала Матвея и Дэна. Лишь только на покрасневшем до бурачного цвета Туче задержала взгляд ярко-синих, совершенно неуместных на ее бесцветном лице глаз.

— А ты тоже купаться? Или так просто — природой полюбоваться? — Краем глаза Гальяно заметил торчащий из рюкзака уголок белого альбомного листа с каким-то карандашным наброском. Значит, девочка что-то рисует, а это — обнадеживающий фактор. Рисует — значит, не совсем дурочка. — А вода как, теплая? — Он присел рядом, улыбнулся широко и обаятельно, чтобы она сразу поняла — они ей не враги, а то, что случилось вчера, всего лишь досадное недоразумение.

Ксанка скользнула равнодушным взглядом по его лицу, не говоря ни слова, вскочила на ноги, потянулась за своим рюкзачком. Дэн ее опередил, поднял рюкзак, протянул Ксанке. В отличие от Гальяно, он не улыбался, но в его взгляде, направленном на девчонку, было что-то такое… особенное. Гальяно с детства умел отличать обычные взгляды от особенных. Вот такой у него был дар. Ксанка забрала рюкзак молча, лишь, кажется, едва заметно кивнула, то ли благодарно, то ли раздраженно. Кто ж ее поймет?!

Она уходила с затона неторопливо, словно ждала, что они ее окликнут, предложат остаться. Гальяно уже открыл было рот, чтобы предложить Ксанке окунуться с ними, но на плечо легла ладонь Дэна.

— Не трогай ее, — сказал он со странной мрачностью.

— Дело хозяйское. — Гальяно кивнул, украдкой глянул на Тучу. Тот смотрел на уходящую Ксанку, и на лице у него читалось облегчение пополам с отчаянием.